КОРОБОЧКА. А вы ведь, я чай, заседатель?
ЧИЧИКОВ. Нет, матушка, чай, не заседатель, а так- ездим по своим делишкам.
КОРОБОЧКА. А, так вы покупщИк? Как же жаль, право, что я продала мед купцам так дешево. Ты бы, отец мой, у меня, верно, его купил.
ЧИЧИКОВ. А вот меду и не купил бы.
КОРОБОЧКА. Что ж другое?Разве пеньку? Да вить и пеньки у меня теперь маловато: полпуда всего.
ЧИЧИКОВ. Нет, матушка, другого рода товарец: скажите, у вас умирали крестьяне?
КОРОБОЧКА. Ох, батюшка, осьмнадцать человек. И умер такой всё славный народ, всё работники. После того, правда, народилось, да что в них: все такая мелюзга; а заседатель подъехал — подать, говорит, уплачивать с души. Народ мертвый, а плати, как за живого. А на прошлой неделе сгорел у меня кузнец, такой искусный кузнец и слесарное мастерство знал.
ЧИЧИКОВ. Разве у вас был пожар, матушка?
КОРОБОЧКА. Бог приберег от такой беды, сам сгорел, отец мой. Внутри у него как-то загорелось, чересчур выпил, только синий огонек пошел от него, весь истлел, истлел и почернел, как уголь, а такой был преискусный кузнец! и теперь мне выехать не на чем: некому лошадей подковать.
ЧИЧИКОВ. На все воля Божья, матушка. Против мудрости Божией ничего нельзя сказать… Уступите-ка их мне, Настасья Петровна.
КОРОБОЧКА. Кого, батюшка?
ЧИЧИКОВ. Да вот этих-то всех, что умерли.
КОРОБОЧКА. Да как же уступить их?
ЧИЧИКОВ. Да так просто. Или, пожалуй, продайте. Я вам за них дам деньги.
КОРОБОЧКА. Да как же? Я, право, в толк не возьму. Нешто хочешь ты их откапывать из земли?
ЧИЧИКОВ. Э-э, матушка! Покупка будет значиться только на бумаге, а души будут прописаны как бы живые.
КОРОБОЧКА. Да на что ж они тебе?!
ЧИЧИКОВ. Это уж мое дело.
КОРОБОЧКА. Да ведь они же мертвые.
ЧИЧИКОВ. Да кто же говорит, что они живые? Потому -то и в убыток вам, что мертвые. вы за них платите, а теперь я вас избавлю от хлопот и платежа. Понимаете? Да не только избавлю, еще, сверх того, дам пятнадцать рублей. Ну, теперь ясно?
КОРОБОЧКА. Право, не знаю, ведь я мертвых никогда еще не продавала.
ЧИЧИКОВ. Еще бы! Это бы скорей походило на диво, если бы вы их кому-нибудь продали. Или вы думаете, что в них есть в самом деле какой-нибудь прок?
КОРОБОЧКА. Нет, этого-то я не думаю. Что ж в них за прок, проку никакого нет. Меня только то и затрудняет, что они уже мертвые.
ЧИЧИКОВ. (в сторону) Ну, баба, кажется, крепколобая! (Коробочке) Послушайте, матушка. Да вы рассудите только хорошенько: — ведь вы разоряетесь, платите за него подать, как за живого…
КОРОБОЧКА. Ох, отец мой, и не говори об этом! Еще третью неделю взнесла больше полутораста. Да заседателя подмаслила.
ЧИЧИКОВ. Ну, видите, матушка. А теперь примите в соображение только то, что заседателя вам подмасливать больше не нужно, потому что теперь я плачу за них; я, а не вы; я принимаю на себя все повинности. Я совершу даже крепость на свои деньги, понимаете ли вы это?
(Старуха задумалась. Она видела, что дело, точно, как будто выгодно, да только уж слишком новое и небывалое; а потому начала сильно побаиваться, чтобы как-нибудь не надул ее этот покупщик; приехал же бог знает откуда, да еще и в ночное время.) Так что ж, матушка, по рукам, что ли?
КОРОБОЧКА. Право, отец мой, никогда еще не случалось продавать мне покойников. Живых-то я уступила, вот и третьего года протопопу двух девок, по сту рублей каждую, и очень благодарил, такие вышли славные работницы: сами салфетки ткут.
ЧИЧИКОВ. Ну, да не о живых дело; Бог с ними. Я спрашиваю мертвых.
КОРОБОЧКА. Право, я боюсь на первых-то порах, чтобы как-нибудь не понести убытку. Может быть, ты, отец мой, меня обманываешь, а они того… они больше как-нибудь стоят.
ЧИЧИКОВ. Послушайте, матушка… эх, какие вы! что ж они могут стоить? Рассмотрите: ведь это прах. Понимаете ли? это просто прах. Вы возьмите всякую негодную, последнюю вещь, например даже простую тряпку, и тряпке есть цена: ее хоть по крайней мере купят на бумажную фабрику, а ведь это ни на что не нужно. Ну, скажите сами, на что оно нужно?
КОРОБОЧКА. Уж это точно, правда. Уж совсем ни на что не нужно. Да ведь меня только и останавливает, что они мертвые.
ЧИЧИКОВ. (в сторону, уже начиная выходить из терпения) Эк ее, дубинноголовая какая! Пойди ты сладь с нею! в пот бросила, проклятая старуха! (Тут он, вынувши из кармана платок, начал отирать пот, в самом деле выступивший на лбу). Вы, матушка или не хотите понимать слов моих, или так нарочно говорите, лишь бы что-нибудь говорить. Я вам даю деньги: пятнадцать рублей ассигнациями. Понимаете ли? Ведь это деньги. Вы их не сыщете на улице. Ну, признайтесь, почем продали мед?
КОРОБОЧКА. По двенадцати рублей пуд.
ЧИЧИКОВ. Ну видите-ль? Так это за мед! Вы собирали его, может быть около года, с заботами, со старанием, хлопотами. Ездили, морили пчел, кормили их в погребе целую зиму; а мертвые души дело не от мира сего. Тут вы с своей стороны никакого не прилагали старания, на то была воля Божия, чтоб они оставили мир сей, нанеся ущерб вашему хозяйству. Там вы получили за труд, за старание двенадцать рублей, а тут вы берете ни за что, даром, да и не двенадцать, а пятнадцать, да и не серебром, а все синими ассигнациями.
КОРОБОЧКА. Право, мое такое неопытное вдовье дело! лучше ж я маненько повременю, авось понаедут купцы, да примерюсь к ценам.
ЧИЧИКОВ. Страм, страм, матушка! Просто страм. Кто ж станет покупать их? Ну, какое употребление он может из них сделать?
КОРОБОЧКА. А может, в хозяйстве-то как-нибудь под случай понадобятся?
ЧИЧИКОВ. Мертвые в хозяйстве? Воробьев разве пугать по ночам в вашем огороде, что ли?
КОРОБОЧКА. С нами крестная сила! Какие ты страсти говоришь?
ЧИЧИКОВ. Да, впрочем, ведь кости и могилы - все вам останется, перевод только на бумаге. Ну, так что же? Как же? отвечайте по крайней мере. (Коробочка задумалась.) О чем же вы думаете, Настасья Петровна?
КОРОБОЧКА. Право, я все не приберу, как мне быть; лучше я вам пеньку продам.
ЧИЧИКОВ. Да что ж пенька? Помилуйте, я вас прошу совсем о другом, а вы мне пеньку суете! Пенька пенькою, в другой раз приеду, заберу и пеньку. Так как же, Настасья Петровна?
КОРОБОЧКА. Ей-богу, товар такой странный, совсем небывалый!
ЧИЧИКОВ. Чтоб тебе! Черт, черт!
КОРОБОЧКА. Ох, не припоминай его, Бог с ним! Ох, еще третьего дня всю ночь мне снился, окаянный. Такой гадкий привиделся, а рога-то длиннее бычачьих.
ЧИЧИКОВ. Я дивлюсь, как они вам десятками не снятся. Из одного христианского человеколюбия хотел… вижу, бедная вдова убивается, терпит нужду. Да пропади она и околей со всей вашей деревней!
КОРОБОЧКА. Ах, какие ты забранки пригинаешь!
ЧИЧИКОВ. Да не найдешь слов с вами. Право, словно какая-нибудь, не говоря дурного слова, дворняжка, что лежит на сене. И сама не ест, и другим не дает. Я хотел было закупать у вас хозяйственные продукты разные, потому что я и казенные подряды тоже веду…
(Казенные подряды подействовали сильно на Настасью Петровну)
КОРОБОЧКА. (почти просительным голосом) Да чего ж ты рассердился так горячо? Знай я прежде, что ты такой сердитый, я бы не прекословила.
ЧИЧИКОВ. Есть из чего сердиться! Дело яйца выеденного не стоит, а я стану из-за него сердиться!
КОРОБОЧКА. Ну, да изволь, я готова отдать за пятнадцать ассигнацией! Только смотри, отец мой, а насчет подрядов-то: если случится муки брать ржаной, или гречневой, или круп, или скотины битой, так уж, пожалуйста, не обидь меня.
ЧИЧИКОВ. Не обижу, матушка. Фу, черт! (Отирает пот.) В городе какого-нибудь поверенного или знакомого имеете, которого могли бы уполномочить на совершение крепости?
КОРОБОЧКА. Как же. Протопопа отца Кирилла сын служит в палате.
ЧИЧИКОВ. Ну, вот и отлично. Надо вам написать к нему доверенное письмо. Ладно я сам напишу.
КОРОБОЧКА. Пишите.
ЧИЧИКОВ. Эк, уморила меня проклятая старуха! (Достает из сумки бумаги.) Матушка, нужно подписать бумаги.
КОРОБОЧКА. Так уж, пожалуйста, не позабудьте насчет подрядов.
ЧИЧИКОВ. Не забуду!
КОРОБОЧКА. А свиного сала не покупаете?
ЧИЧИКОВ. Покупаю, только после.
КОРОБОЧКА. Если нужны будут птичьи перья, приготовлю!
ЧИЧИКОВ. Хорошо, матушка.
ЧИЧИКОВ. Ну, пора ехать. Прощайте, матушка.
КОРОБОЧКА. Да что же, батюшка, вы так спешите? Да ведь бричка еще не заложена.
ЧИЧИКОВ. Заложат, матушка. У меня скоро закладывают. Селифан! (Выходит)
КОРОБОЧКА. Прощайте, батюшка! Если нужны будут птичьи перья, приготовлю!
(Еще раз пересчитывает деньги). Батюшки. Пятнадцать ассигнацией. В город надо ехать. Промахнулась, ох, промахнулась я, продала втридешева. В город надо ехать. Узнать, почем ходят мертвые души. Ой, батюшки, лошади не подкованы… Фетинья, вели закладывать! В город ехать! Стали покупать. . . Цену узнать нужно!
СЦЕНА 6.
Небольшое старое поместье. Из комнаты выходит человек с мешками. Он вытряхивает из низ разные вещи и развешивает их на спинку старых кресел. Чичиков внимательно смотрит на человека.
ЧИЧИКОВ. Послушай, матушка, барин дома?
ПЛЮШКИН. А что вам нужно?
ЧИЧИКОВ. Дело есть.
ПЛЮШКИН. Дело? Здесь хозяин.
ЧИЧИКОВ. ( оглядывается по сторонам ). Где же?
ПЛЮШКИН. Что батюшка, слЕпы вы что ли? Да ведь хозяин-то я.
(Чичиков удивленно отступает назад и начинает подбирать слова.)
ЧИЧИКОВ. Я наслышавшись.. об экономии вашей, и редком управлении имениями.. почел за долг познакомиться и принести свое личное почтение.
ПЛЮШКИН. ( пробормотал сколь губы). А черт бы тебя побрал с твоим почтением. Покорнейше прошу садиться. Я давненько не вижу гостей, да и признаться сказать, в них мало ВИЖУ проку. Завели пренеприличный обычай ездить друг к ДРУГУ , а в хозяйстве-то упущения, и лошадей их сеном корми. Я давно уже отобедал, а кухня у меня низкая, прескверная, труба -то совсем развалилась, начнешь топить- И еще пожару наделаешь.( увидел на полу клочок соломы.) Такой скверный анекдот, СЕНА хоть бы КЛОК в целом хозяйстве. Да и как прибережешь его? Землишка маленькая, мужик ленив, работать не любит, думает как в кабак, того и гляди, на старости лет пойдешь по миру…
ЧИЧИКОВ. А мне, однако ж сказывали, что у вас более тысячи душ.
ПЛЮШКИН. Кто это сказывал? Вы бы, наплевали в глаза тому, кто это сказывал. Он пересмешник, видно, хотел пошутить над вами. Удумал, тысяча душ. А поди подсчитай. И ничего не начтешь. Последние три года проклятая горячка выморила у меня здоровЁнный куш мужиков.
ЧИЧИКОВ. Скажите! И много выморила?
ПЛЮШКИН. До ста двадцати наберется.
ЧИЧИКОВ. Вправду, целых 120?
ПЛЮШКИН. Стар я, батюшка, чтобы лгать. Седьмой десяток живу.
ЧИЧИКОВ. Соболезную я, почтеннейший, соболезную.
ПЛЮШКИН. Соболезную! А вот соболезнование в карман не положишь. Вот возле меня живет капитан, черт знает откуда взялсЯ, говорит - родственник. "Дядюшка, дядюшка" - и руку целует. А я ему такой же дядюшка, как он мне дедушка. И начнет соболезновать, вой такой поднимет, что уши береги.
ЧИЧИКОВ. Мое соболезнование совсем не такого рода, как капитанское. Я делом хочу доказать. Я готов принять на себя обязанность платить пОдати за всех умерших крестьян.
ПЛЮШКИН. А вы не служили на военной службе?
ЧИЧИКОВ. Нет. Я служил по статской.
ПЛЮШКИН. По статской! А это поди вам самим в убыток?!
ЧИЧИКОВ. Из уважения к вам и для удовольствия вашего готов и на убыток.
ПЛЮШКИН. Ах, батюшка! Ах, благодетель мой! Вот утешили старика…Дай бог вам всяческих утешений! Как же, позвольте спросить вас , только чтобы не рассердить вас, вы за всякий год беретесь платить за них пОдати и ДЕНЬГИ будете выдавать мне или в казну?
ЧИЧИКОВ. Мы вот как сделаем: мы совершим на них купчую крепость, как бы они были живые и как бы вы мне их продали.
ПЛЮШКИН. Купчую крепость это все издержки…
ЧИЧИКОВ. Из уважения к вам, готов принять даже издержки по купчей на свой счет.
ПЛЮШКИН. Батюшка! Желаю всяких утешений вам и деткам вашим. (Подошел к окну.) Эй, Прошка. Иди сюда! Стой и слушай! Поставь самовар, и скажи Мавре, чтобы сходила в кладовую: там на полке есть сухарь из кулича, она знает, пусть подаст его к чаю. Постой, куда ты? Дурачина! Бес у тебя в ногах, что ли, чешется?.. Ты выслушай сначала: сухарь поиспортился, так пусть она его соскоблит ножом да крох не бросает, а снесет в курятник. Да смотри, не входи в кладовую, не то я тебя березовым веником..Теперь иди! Им ни в чем нельзя доверять. Глуп, как дерево, а попробуй что-нибудь положить, мигом украдет! Надо бы, батюшка совершить купчую поскорее, потому что человек сегодня жив, а завтра и Бог весть.
ЧИЧИКОВ. Хоть сию же минуту. Мне нужен список всех умерших крестьян по именно.
ПЛЮШКИН. Список?! Я как знал, батюшка, всех их списал на особую бумажку, чтобы при первой подаче ревизии всех их вычеркнуть. Список!( Начинает искать бумагу.) Издержки готовы принять на свой счет. Приказные такие бессовестные! Прежде, бывало, полтиной меди отделаешься да мешком муки, а теперь пошли целую подводу круп, да и красную бумажку прибавь..Вот он реестрик. Тут все тунеядцы. Парамонов, Пименов, Григория Доезжай-не-доедешь. Все здесь.
(Чичиков улыбнулся, спрятал список в карман.)
ЧИЧИКОВ. Теперь для совершения крепости вам необходимо будет поехать в город.
ПЛЮШКИН. В город! Да как же в город? А дом как оставить? Ведь у меня народ - или вор, или мошенники: в день так оберут, что и кафтана не на чем будет повесить.
ЧИЧИКОВ. Так не имеете ли какого -нибудь знакомого, которому могли бы поверить совершения купчей крепости?
ПЛЮШКИН. Что вы батюшка , какие знакомые? Все мои знакомые или перемерли,или раззнакомились. Какие знакомые?Ах, батюшка! Есть! Председатель, Иван Григорьевич. Езжал в старые годы. По заборам вместе лазили. Как не знать! Уж не к нему ли написать?
ЧИЧИКОВ. И конечно, к нему.(Плюшкин ищет бумагу.)
ПЛЮШКИН.В школе были приятели. Надо написать. А где здесь лежала чистая бумага? Куда запропастилась: люди у меня такие негодные. Я смотрю вам не очень приятна обстановка в доме?
ЧИЧИКОВ. Нет что вы, сударь..
ПЛЮШКИН. А ведь было время, когда все текло живо и совершалось размеренным ходом: двигались мельницы, работали суконные фабрики, столярные станки.И я, как бережливый хозяин за всем этим зорко следил. Как трудолюбивый паук, бегал хлопотливо по всем концам своей хозяйственной паутины. В доме были открыты все окна. Гости приезжали не только пообедать, но и поучиться у меня хозяйству, мудрой скупости. Гостей встречала говорливая, приветливая супруга. Она у меня славилась хлебосольством. Навстречу выходили миловидные дочки, обе белокурые и свежие, как розы, выбегал сын разбитной мальчишка и целовался со всеми, мало обращая внимания на то, рад ли, или не рад был этому гость. Сам хозяин являлся к столу в сюртуке, хотя несколько поношенном , но опрятном, локти были в порядке: нигде никакой заплаты. Но добрая хозяйка вскоре умерла, дети выросли, разъехались кто куда.
В доме стало пусто. Ничего в этом доме не найдешь. Люди у меня такие негодные. Мавра, Мавра!
(Приходит Мавра.)
ПЛЮШКИН. Куда ты дела, разбойница, бумагу?
МАВРА. Ей-богу, барин, не видывала, кроме небольшого лоскутка, которым изволили прикрыть рюмку.
ПЛЮШКИН. А я вот по глазам вижу, что подтибрила.
МАВРА. Да на что ж бы я подтибрила? Ведь мне проку в ней никакого: я грамоте не знаю.
ПЛЮШКИН. Вот погоди-ко: на Страшном суде черти припекут тебя за это железными рогатками.
МАВРА. Да за что же припекут, коли я не брала и в руки четвертки. Уж скорей другой какой бабьей слабостью, а воровством меня еще никто не попрекал.
ПЛЮШКИН. А вот черти-то тебя и припекут. Скажут: "А вот тебя, мошенница, за то, что барина-то обманывала". Да горячими-то тебя и припекут.
МАВРА. А я скажу: "Не за что. Ей-богу, не за что. Не брала я". Да вот она лежит. Всегда понапраслиной попрекаете.
Уходит.
ПЛЮШКИН. Экая занозистая. Ей скажи только слово, а она уж в ответ десяток... ( Пишет .) А не знаете ли какого-нибудь вашего приятеля, которому понадобились беглые души?
ЧИЧИКОВ. А у вас есть и беглые?
ПЛЮШКИН. В том-то и дело, что есть.
ЧИЧИКОВ. А сколько их будет числом?
ПЛЮШКИН. Да десятков до семи наберется. Ведь у меня что год, то бегают. Народ-то больно прожорлив, от праздности завел привычку трескать, а у меня есть и самому нечего.
(Отдает письмо Чичикову.)
ЧИЧИКОВ. Будучи подвигнут участием, я готов дать по двадцати пяти копеек за беглую душу.
ПЛЮШКИН. Батюшка, ради нищеты-то моей уж дали бы по сорока копеек!
ЧИЧИКОВ. Почтеннейший, не только по сорока копеек, по пятисот рублей заплатил бы... Но состояния нет... По пяти копеек, извольте, готов прибавить.
ПЛЮШКИН. Ну, батюшка, воля ваша, хоть по две копейки пристегните.
ЧИЧИКОВ. По две копеечки пристегну, извольте.Сколько их у вас? Вы, кажется говорили, семьдесят?
ПЛЮШКИН: Нет.Всего наберется семьдесят восемь.
ЧИЧИКОВ. Семьдесят восемь по тридцати за душу.Это будет двадцать четыре рубля девяносто шесть копеек.Пишите расписку.
(Плюшкин пишет расписку.)
ПЛЮШКИН. Письмо председателю вы, батюшка отдайте. Да, пусть прочтет, он мой старый знакомый.Вместе с ним по заборам лазили. Однокорытник были.
(Чичиков выдает деньги. Плюшкин пересчитав их кладет в карман).
ПЛЮШКИН. А что, вы уж собираетесь ехать?
ЧИЧИКОВ. Да, мне пора.
ПЛЮШКИН. А чайку?
ЧИЧИКОВ. Покорнейше благодарю. В другой раз.
ПЛЮШКИН. Как же, я приказал самовар поставить.Я признаться сказать, не охотник до чаю: напиток дорогой, да и цена на сахар поднялась немилосердная. Мавра, не нужно самовар. А у меня где-то был славный ликерчик, если только не выпили. Народ такие воры. Еще покойница делала. Мошенница-ключница совсем было его забросила и даже не закупорила, каналья. Козявки и всякая дрянь было понапичкалась туда, но я весь сор-то повынул, и теперь вот чистенькая, я сейчас найду и налью вам рюмочку.
ЧИЧИКОВ. Нет, покорнейше благодарю. Нет, пил и ел. Мне пора.(Уходит).
ПЛЮШКИН. Пили уже и ели? Да, конечно, хорошего общества человека хоть где узнаешь: он не ест, а сыт. Прощайте, батюшка, да благословит вас Бог. Мавра, запри ворота.
(Чичиков покидает поместье. Садится в бричку.)
ЧИЧИКОВ. ( смотрит в свою тетрадь). Вот неожиданное приобретение! Я конечно, предчувствовал, что здесь у Плюшкина будет кое-какая пожива, но такой прибыльной никак не ожидал.Не только мертвые, но и беглые.Всего двести с лишком душ.Сущий подарок судьбы. Следующий Собакевич.
От радости запел песню.
Тройка мчится, тройка скачет,
Вьётся пыль из-под копыт,
Колокольчик, заливаясь,
Упоительно звенит.
Едет, едет, едет к ней,
Ах, едет к любушке своей,
Едет, едет, едет к ней,
Едет к любушке своей!
СЦЕНА 7 .
ЧИЧИКОВ. Селифан, у трактира остановись. Надо лошадям отдохнуть и самому не мешало бы подкрепиться.
(Чичиков подходит к трактиру. Из него выходит Ноздрев. Навеселе. Поет громко песню).
НОЗДРЕВ.
Где друзья минувших лет,
Где гусары коренные,
Председатели бесед,
Собутыльники седые? Кого я вижу!(Чичиков пытается уйти ).Сам Чичиков! А ты меня узнал?
ЧИЧИКОВ. Пытаюсь вспомнить..
НОЗДРЕВ. Ах, ты каналья.. Я ведь Ноздрев..Мы с тобой у губернатора сидели рядом за столом ..Какими судьбами в наши края? Дай я тебя расцелую за это! (обнимает и целует Чичикова.) Вот это хорошо, что я тебя встретил! А ты куда едешь?(не дает Чичикову сказать.) А я брат, с ярмарки. Поздравь. Продулся в пух! Веришь ли, никогда в жизни так не продувался, а тут проиграл не только четырех рысаков-все спустил. Ведь на мне нет ни цепочки, ни часов. А ведь будь двадцать рублей в кармане, я отыграл бы всё, и как честный человек, тридцать тысяч сейчас положил бы в бумажник. Ты куда? Правда, ярмарка была отличнейшая. У меня все, что ни привезли из деревни продали по самой выгодной цене. Эх, братец, как покутили! Был штабс-ротмистр Поцелуев... такой славный! Дай я тебя поцелую! Усы, братец, у него..жаль, что у тебя таких нет! Еще был поручик Кувшинников...Какой премилый человек! Жаль, что ты не был! А ты куда едешь?
ЧИЧИКОВ. К одному человеку.
НОЗДРЕВ. Брось его, поедем ко мне.
ЧИЧИКОВ. У меня к нему важное дело.
НОЗДРЕВ. Ну уж и важное.Пари держу, врешь! Ну скажи к кому едешь?
ЧИЧИКОВ. К Собакевичу.
(Ноздрев смеется.)
НОЗДРЕВ. Ой, пощади меня ..право тресну со смеху!
ЧИЧИКОВ. Ничего смешного.
НОЗДРЕВ. Да ты жизни не будешь рад, когда к нему приедешь. Это просто жидомор! К черту его! Ты должен непременно ехать ко мне, пять верст всего, духом домчимся, а там пожалуй можешь и к Собакевичу!
ЧИЧИКОВ. Не поеду..Я дал ему слово.
НОЗДРЕВ. Пять верст всего, голубчик!
ЧИЧИКОВ. В другой раз непременно приеду!
НОЗДРЕВ.Ведь ты такой подлец, никогда ко мне не заедешь. Едем сейчас!
ЧИЧИКОВ.Но только не задерживай, мне время дорого!
НОЗДРЕВ.Позволь, душа, я тебе за это влеплю один безе, По коням! ( поет песню).
Где друзья минувших лет,
Где гусары коренные,
Председатели бесед,
Собутыльники седые?
(Усадьба Ноздрева. Раздается ржание коня.)
НОЗДРЕВ. Как тебе мой жеребец? Я за него десять тысяч отвалил. А теперь я тебе покажу своих собак. Ты еще таких не видал. Ни у кого нет таких породистых (Раздается лай собак.) Здесь тебе
густопсовые, чистопсовые всех возможных цветов и мастей. А какие у них клички! Сам давал! Тут – Стреляй, Обругай, Порхай, Пожар, Скосырь, Черкай, Припекай, Допекай, Касатка, Наградка. А там на бугре будет кузнеца. Идем посмотришь на мои границы! Все, что ты видишь пруд, лес, который синеет, и все, что за лесом все это мое.
ЧИЧИКОВ. Широко, «с размахом» живешь!
НОЗДРЕВ. (появилась колода карт). Ну брат, а теперь для препровождения времени, идем я тебя буду угощать. А потом в картишки ..Садись.(Наливает вино в бокалы.) Эх застолье удалое! Пир гусаров-храбрецов. Мы вчера вернулись с боя, Враг разбит -и был готов.
ЧИЧИКОВ.Чтоб не забыть. У меня к тебе просьба.
НОЗДРЕВ. Какая?
ЧИЧИКОВ. Дай прежде слово, что исполнишь?
НОЗДРЕВ. Да какая просьба?
ЧИЧИКОВ. Дай. сначала честное слово!
НОЗДРЕВ. Ну, честное слово! Говори.
ЧИЧИКОВ. Вот какая у меня к тебе просьба. У тебя много умерших крестьян, ну, которые еще не вычеркнуты из ревизии?
НОЗДРЕВ. Ну есть, а что?
ЧИЧИКОВ. Переведи их на мое имя.
НОЗДРЕВ. А на что тебе?
ЧИЧИКОВ. Нужно!
НОЗДРЕВ. Да на что?
ЧИЧИКОВ. Уж это мое дело!
НОЗДРЕВ. Верно, что-нибудь затеял, брат?
ЧИЧИКОВ. Из этакого пустячка и затеять ничего нельзя.
НОЗДРЕВ. Да зачем же они тебе?
ЧИЧИКОВ. Ох, какой любопытный! Ну просто пришла фантазия. .
НОЗДРЕВ. Пока не скажешь, не сделаю.
ЧИЧИКОВ. Ну вот видишь какой ты-слово дал и на попятный двор.
НОЗДРЕВ. Как ты себе хочешь, а не сделаю, пока не скажешь, на что.
ЧИЧИКОВ. Мне крестьяне мертвые нужны для… веса в обществе…
НОЗДРЕВ. Врешь, врешь, Меня не проведешь!
ЧИЧИКОВ. Ну так я ж тебе скажу прямее, только никому не проговорись. Я задумал жениться. А родители невесты преамбициозные люди. Надо, чтобы у жениха было не меньше трехсот душ. А у меня…
НОЗДРЕВ. Ну врешь!
ЧИЧИКОВ. Ну вот уж здесь ни вот на столько не солгал.
НОЗДРЕВ. Голову ставлю, что врешь!
ЧИЧИКОВ. Это обидно слышать. Почему я непременно лгу?
НОЗДРЕВ. Я знаю тебя, ты большой мошенник. О, обиделся! Но я тебе скажу, ты только не обижайся, я по дружески, откровенно. Ежели бы я был твоим начальником, я бы тебя повесил на первом дереве.
ЧИЧИКОВ. Всему есть границы. Если хочешь пощеголять подобными речами , так ступай в казармы. Ладно. Изволь. Не хочешь подарить, так продай, если ты такой. Я тебе деньги за них дам.
НОЗДРЕВ. Продать! Да ведь ты подлец дорого не дашь за них?
ЧИЧИКОВ. А ты ведь тоже хорош! Смотри ты, что они у тебя бриллиантовые, что ли?
НОЗДРЕВ. Послушай, чтоб доказать тебе, что я вовсе не какой-нибудь скалдырник, я не возьму за них ничего. Купи у меня жеребца розовой масти (послышалось ржание коня.) и я тебе дам их в придачу.
ЧИЧИКОВ. Помилуй, на что ж мне жеребец?
НОЗДРЕВ. Как на что? Да ведь я за него заплатил десять тысяч, а тебе, по-дружески отдаю за четыре.
ЧИЧИКОВ. Мне не нужен жеребец.
НОЗДРЕВ. Ну купи каурую кобылу.
ЧИЧИКОВ. И кобылы не нужно.
НОЗДРЕВ. За кобылу и серого коня, которого ты еще не видел, возьму с тебя, по-дружески, только две… три тысячи.
ЧИЧИКОВ. Мне не нужны лошади.
НОЗДРЕВ. Но ты дурачок, Тебе же на первой ярмарке дадут за них втрое больше.
ЧИЧИКОВ. Но ты сам и продай, если уверен, что получишь втрое дороже.
НОЗДРЕВ. Но я хочу, чтобы ты выгоду получил.
ЧИЧИКОВ. Спасибо тебе за расположение, но мне не нужно.
НОЗДРЕВ. Ну, тогда купи у меня собак. (Раздается лай собак.) Я продам тебе Брудастая. С усами. Шерсть так и стоит дыбом. Купи пару собак.
ЧИЧИКОВ. Но зачем мне собака с усами. Я же не охотник.
НОЗДРЕВ. (вытащил карты). Тогда давай метнем банчик?
ЧИЧИКОВ. Метать банк, это значит подвергать себя неизвестности.
НОЗДРЕВ. Дрянь же ты!
ЧИЧИКОВ. Да за что же ты меня бранишь? Виноват разве я, что не играю. Продай мне душ одних, если уж ты такой человек.
НОЗДРЕВ. Черта лысого получишь.
ЧИЧИКОВ. Селифан!
НОЗДРЕВ. Ладно. Не хочешь так, давай сыграем в шашки, выиграешь-твои все. У меня много таких, которых нужно вычеркнуть из ревизии.
ЧИЧИКОВ. Я не играю.
НОЗДРЕВ. Давай. Это не карты! Ни какой фальши!
ЧИЧИКОВ. Изволь. Так и быть. В шашки сыграю.
НОЗДРЕВ. Души идут в ста рублях.
ЧИЧИКОВ. Довольно. Если пойдут в пятидесяти…
НОЗДРЕВ. Нет, что ж за куш-пятьдесят. Лучше ж в эту сумму я включу тебе какого-нибудь щенка или золотую печатку к часам.
ЧИЧИКОВ. Ну изволь.
НОЗДРЕВ. (запел). Очи черные, очи страстные,
Очи жгучие и прекрасные
Как люблю я вас, как боюсь я вас…
Знать, увидел вас я в недобрый час.
Сколько же ты мне дашь вперед?
ЧИЧИКОВ. Это с какой стати? Я сам плохо играю.
НОЗДРЕВ. Знаем вы вас, как вы плохо играете.
ЧИЧИКОВ. Давненько не брал я в руки шашек.
НОЗДРЕВ. Знаем вы вас, как вы плохо играете.
ЧИЧИКОВ. Давненько не брал я в руки шашек.
НОЗДРЕВ. Знаем вы вас, как вы плохо играете.
ЧИЧИКОВ. Давненько не брал я в руки шашек.
(Ноздрев мухлюет).
ЧИЧИКОВ.Э… Это что? Отсади-ка ее назад.
НОЗДРЕВ. Кого?
ЧИЧИКОВ. Да шашку-то! А другая?! Нет, с тобой нет никакой возможности играть! Этак не ходят, по три шашки вдруг.
НОЗДРЕВ. За кого ж ты меня почитаешь? Стану я разве плутовать?
ЧИЧИКОВ. Я тебя ни за кого не почитаю, но только играть с этих пор никогда не буду.
НОЗДРЕВ. Я тебя заставлю играть. Это ничего, что ты смешал шашки, я помню все ходы.
ЧИЧИКОВ. Нет, с тобой не стану играть.
НОЗДРЕВ. Так ты не хочешь играть? Отвечай мне напрямик.
ЧИЧИКОВ. Если бы ты играл, как прилично честному человеку, но теперь не могу.
НОЗДРЕВ. А! Так ты не можешь? Подлец! Когда увидел, что не твоя берет, так ты не можешь? Я тебя сейчас бить буду!
Я люблю кровавый бой, Я рожден для службы царской! Сабля, водка, конь гусарской, С вами век мне золотой.Я люблю кровавый бой, Я рожден для службы царской!